Билет в один конец для томского ректора

По керамическому квадратику со стороной в пол-ладошки 120 лет ходили десятки тысяч ног. А он по сей день, как новенький. Лицевая сторона черная, обратная — с вензелем Т.Б.Э.Б.Х. Такие можно найти в Ливадийском дворце, киевском «Доме с химерами», московских жд вокзалах и в Томском политехническим университете.

Фото: Сергей Коновалов

Уложить полы корпусов томского технологического института плиткой одного из лучших в стране производителей — «Товарищества барона Эдуарда Бергенгейма в Харькове» — решил Ефим Зубашев.

Первый ректор вуза оставил свой след не только в жизни Томска, но и России. Чем не угодил профессор, общественный деятель и публицист советской власти, которая выслала его из страны на «философском пароходе», рассказывает новая выставка в мемориальном музее «Следственная тюрьма НКВД».

Ефим Зубашев родился в 1860 году в Харькове в семье купца первой гильдии Лукьяна Зубашева и его супруги Параскевны. Образование получил хорошее.

Студенты Харьковского университета готовятся к экзаменам. Ефим Зубашев на полу

В 23 года закончил физмат харьковского университета. Сразу же поступил в Питер — на третий курс технологического института. По окончании вернулся в Харьков и устроился химиком на сахарно-рафинадный завод. На сладком производстве проработал чуть больше года: перспективного молодого ученого Министерство просвещения командировало за границу — в Берлин и Копенгаген — изучать, как преподают химическую технологию в европейских вузах.

Ефим Зубашев с сотрудниками Харьковского сахарно-рафинадного завода

По возвращении в 1889 году Зубашева назначили адъюнкт-профессором — то есть, заместителем профессора — в Харьковском технологическом институте. Через год он профессором стал сам и 30-летний юбилей встретил в кресле завкафедрой «Химической технологии питательных веществ».

На протяжении 1890-х Зубашев учился управлять вузом. Он был секретарем учебного комитета института, возглавлял который видный ученый-механик Владимир Кирпичев — основатель Харьковского технологического и Киевского политехнического институтов, а также автор курса по сопромату и учения о сходстве, которое совершило прорыв в строительной технике.

В январе 1899 Ефима Зубашева сослали в Сибирь — на повышение. Высочайшим приказом «впредь до утверждения Положения и Штата» Томского технологического института, Зубашева назначили его директором. А заодно — избрали председателем Строительного комитета по возведению институтских зданий и сооружений. И Зубашев начал строить.

На отведенном под институт участке под руководством Зубашева выросли восемь зданий. Три корпуса — лекционный, химический и физический — спроектировал питерский архитектор Роберт Марфельд. Позднее Зубашев вместе с томским архитектором Андреем Крячковым проект главного корпуса доработали — сделали правое и левое крылья длиннее. Строительный концепт других корпусов решали уже на местном уровне. Так, горный корпус своим внешним видом обязан архитектору Петру Федоровскому и профессору Владимиру Обручеву. Инженерный корпус, механические мастерские и газовый институт возвел «отраслевой» архитектор Западно-сибирского учебного округа Фортунат Гут (корпус «учительского» института на Герцена — тоже его). Но все оргвопросы решал Зубашев.

По его распоряжению из европейской России в Томск были выписаны около 200 рабочих — специалистов по строительству. К работам привлекались и крестьяне из окрестных деревень — они снабжали стройку известью и камнем. Специально под строительство института томский купец и будущий городской голова Иван Некрасов построил завод по производству кирпича. Часть стройматериалов закупалась на Урале — Зубашев старался работать с теми, чьей репутации доверял. Во всяком случае, как показала жизнь, харьковское товарищество барона Бергенгейма не зря отмечало именным вензелем свою напольную плитку, как знаком качества.

Летом 1899 года Зубашев подготовил проект учебного плана и сопроводил его запиской, в которой доказывал преимущества высшей школы политехнического типа перед просто техническим вузом. В общем, за то, что сегодня «ТПУ — звучит гордо», нынешние политехники должны быть благодарны именно ему.

Ансамбль институтских зданий, выросший на пустыре, получил название «Европейский квартал». Торжественное открытие запланировали на декабрь 1900 года. Но фактически учеба началась в институте 9 октября — сразу после того, как закончились отделочные работы в главном корпусе. Учебный год в российских вузах и так был слишком коротким из-за длинного экзаменационного периода и каникул — 24 недели (в заграничных — 34), и терять драгоценное время было непозволительной роскошью.

«Технические школы, — говорил Ефим Зубашев на открытии политеха, — существуют трех разрядов: низшая, средняя и высшая. Низшие школы готовят рабочего, средние — мастера, а высшие — инженера. Какая разница между рабочим и инженером — понятно, но какая разница между мастером и инженером? Мастер есть исполнитель, инженер — руководитель. Мастер выполняет работу и может развить искусство в выполнении работы вследствие постоянного упражнения в однообразной работе до виртуозности (не даром искусство мастера вошло в поговорку — «он мастер своего дела»). Но работа мастера обыкновенно не бывает самостоятельна, она исполняется им или по указанию другого, или же представляет собой копирование старого. Инженер, как и само название показывает — от французского s'ingénier “вдумываться”, “ухитряться” — есть руководитель работы. На его обязанности лежит обдумать и составить проект сооружения и работы, и руководить его исполнением. Его проект должен быть, во-первых, технически обоснован, то есть, в нем должна заключаться гарантия его целесообразности и его прочности; во-вторых, он должен быть практически выполним; и, в третьих, должна быть предусмотрена его экономическая выгодность».

Сам Ефим Зубашев читал в будущем политехе лекции по «Технологии топлива и воды», вел спецкурс по технологии питательных веществ и проводил занятия в химической лаборатории.

Проблемы в карьере профессора-ректора начались вместе с революционными событиями 1905 года. Тогда, в ответ на кровавое воскресенье в Питере, в Томске на демонстрацию вышли несколько сотен человек — в том числе и студентов. Разгонявшие толпу полицейские и казаки действовали жестко — использовали оружие и нагайки. Как минимум двое были убиты — 18-летний знаменосец Иосиф Кононов и 13-летний прохожий Илюша Елизаров, десятки — ранены, более сотни — арестованы. Как выяснилось, наиболее активную часть протестующего студенчества составляли именно «политехники» — по сравнению с классическим университетом сюда поступало больше выходцев из радикально настроенных мещан и крестьян. Губернские власти обвинили Зубашева в попустительстве. В феврале 1906 года ректор Зубашев и профессор ТТИ Кижнер получили предписание о высылке из Томска. Совет вуза пытался постановление тогдашнего губернатора опротестовать, но вернуться в директорское кресло Зубашев смог лишь год спустя, после частного письма председателю Совмина Сергею Витте.

Выпуск горного отделения Томского технологического института 1902 года

Дальнейшая работа в вузе у Зубашева не задалась. Сначала его по ложному доносу обвинили в помощи антиправительственным организациям. За недостатком улик оправдали. Потом в самом вузе произошло ЧП — группа молодых людей предприняла попытку ограбить институтскую кассу и убить бухгалтера. Зубашев сложил с себя обязанности директора, но остался в институте в качестве ординарного профессора. Через пару лет здоровье Ефима Лукьяновича, которому не было еще и 50, ухудшилось настолько, что он оказался не в состоянии вести занятия — воспалился зрительный нерв. И в 1909 он из вуза уволился.

Чернильница из ректорского кабинета

Еще несколько лет после отставки Зубашев жил в Томске и занимался общественной деятельностью — в 1910-м избрался гласным, то есть депутатом, в городскую думу. Там его почти единогласно выбрали на должность городского головы. Однако в министерстве внутренних дел кандидатуру Зубашева не утвердили. Впрочем, и будучи депутатом, Зубашев сделал для города немало — например, поспособствовал открытию в Томске женских курсов, то есть — возможности женщинам получать высшее образование.

В 1912 году Зубашев с семьей переехал в Санкт-Петербург. До 1917-го был членом Государственного совета, занимался вопросами промышленного развития Сибири. После февральской революции его назначили комиссаром Временного правительства по Томской губернии. По воспоминаниям Зубашева, смена общественного строя произошла тогда будто сама собой.

«Устои старого режима так подгнили, что достаточно было незначительного толчка, чтобы он пал, — писал в своих воспоминаниях Зубашев. — Внешнее впечатление было таково, что как будто толпа женщин, собравшаяся 27 февраля на Невском проспекте с требованием хлеба, произвела всю революцию. Казаки, посланные восстановить порядок, осторожно с усмешками проезжали сквозь идущую им навстречу толпу и разгонять ее не собирались. Заводы в тот день работали, и особенно революционно настроенный народ — рабочие о начавшемся выступлении узнал только вечером... Кто руководил начавшимся движением? Кто был героем революции? На эти вопросы едва ли кто ответит. Несомненно, и на заводах и в казармах велась агитация, подготовлялось выступление, но самое выступление произошло как-то стихийно, беспорядочно. Не было общего руководства, не было видно героя революции».

В своих воспоминаниях «Моя командировка в Сибирь» Зубашев пишет, как Временное правительство командировало его в Томск, какие поручения дало (надо было договориться о кандидатуре правительственного комиссара, другими словами — губернатора), и как его встречали при исполнении миссии: по дороге в сторону Красноярска — с помпой и почестями, и по дороге обратно — с прохладцей и неприятием. Власть, которую изначально брать никто не хотел, все более уверенно прибирали к своим рукам большевики. Показательно в этом смысле приведенное в воспоминаниях выступление Зубышева в Губернском собрании. Большевик Яковлев тогда выразил неудовольствие, что Временное правительство командировало в Томск «хотя и известного в Томске общественного деятеля, но все-таки представителя буржуазии, а не социалиста», поэтому Зубашева попросил вернуться в столицу и передать, что местные, мол, своими делами сами управлять смогут.

«Попросив еще раз слова, я выразил удивление по поводу высказанного предыдущим оратором, — пишет в воспоминаниях Зубашев. — Я не сомневаюсь, сказал я, что Томск не собирается отделяться от России в самостоятельную республику. А в таком случае должна быть установлена тесная связь с центром. Должно быть на месте лицо, пользующееся доверием местного населения, и вместе с тем уполномоченное центральной властью. Далее я указал, что Томск при отделении Алтайского округа в самостоятельную губернию, не будет в состоянии своими средствами содержать все существующие в нем учреждения и школы: университет, технологический институт, учительский институт... На это мое разъяснение возражал писарь одной из волостей, расположенной вблизи Томска, приблизительно так: «Университет и технологический институт — учреждения буржуазные, они нам не нужны. Надо их закрыть, а профессоров разослать по деревням, чтобы они обучали наших крестьянских детей».

Фотография профессора Зубашева с дарственной надписью семье Обручевых

Зубашев вернулся в Петербург. После октября 1917-го его пригласили занять должность завотделом снабжения бумажных фабрик при Правбуме — так называлось управление национализированных фабрик. Там он и работал до 1920 года. Ненадолго возвращался к преподавательской деятельности — в технологическом и агрономическом институтах. В феврале 1922 года по просьбе профсоюза писчебумажников вошел в правление Петробумтреста и возглавил коммерческий отдел. А в августе 1922-го Зубашева арестовали. Его обвиняли в том, что «не примирился с советской властью, и все время вел контрреволюционную работу, особенно усилившуюся в трудные для советской власти моменты». И приговорили к высылке из страны без права возвращения.

Фрагмент записки Дзержинского — Уншлихту

Из записки Феликса Дзержинского — Иосифу Уншлихту с директивой по высылке: ​«Продолжить неуклонно высылку активной антисоветской интеллигенции (и меньшевиков в первую очередь) за границу. Тщательно составлять списки, проверяя их и обязуя наших литераторов давать отзывы...»

Списки высылаемых составлялись на основе анализа опубликованных ими в начале 1921-1922 годах работ. Зубашев в подобный список попал одним из первых — как сотрудник редакции издания «Экономист». Ему не простили того, что писал о необходимости вернуть частную собственность, ликвидировать монополию внешней торговли, отдать в частные руки промышленность и транспорт, восстановить кредиты, банки и частную торговлю. В общем, все то, что спустя несколько лет помогло молодой стране оправиться от разрухи гражданской войны в период НЭПа.

«Сотрудник «Экономиста». Профессор технологического института. Бывший ректор Томского политехнического института. По старому радикально настроен и, может быть, в 1906 году входил в группу юристов-радикалов или правых с.-р. Фактический руководитель журнала «Экономист».Вредный человек. И лучшее доказательство — его статья в «Экономисте». (выписка из списка характеристик высылаемых профессоров в отношении Зубашева, составленная замначальника 4-го отд. СО ГПУ Зарайским)

Всего из России в тот период было выслано около 200 представителей интеллигенции и их семей. На «философском пароходе». «Пароход» — образ собирательный. Вообще-то пароходов было как минимум два: Oberbürgermeister Haken и Preussen. Высылали тех, кто мог воздействовать на молодые умы — в числе пассажиров оказались философы Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Николай Лосский.

Василий Ханевич

«За данной формулировкой — «философский пароход» — лежит собирательное название операции советских властей по высылке за границу деятелей науки и культуры, осуществленной в 1922 году по инициативе Ленина в рамках борьбы с инакомыслием, — говорит сотрудник мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД» Василий Ханевич. — Высылали тех представителей российской интеллигенции, кто, по мнению большевиков, уже являлся или мог быть противником устанавливаемого ими нового политического режима в России, режима «диктатуры пролетариата». В мае 1922 года Ленин предложил заменить применение смертной казни для активно выступающих против советской власти высылкой за границу. Троцкий так прокомментировал эту акцию: “Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно”».

В защиту той борьбы с инакомыслием выступают некоторые нынешние историки — так, на стендах выставки приведены цитаты автора современных учебников по истории России Евгения Спицына:

«К акции, вошедшей в историю под названием «философский пароход», можно относиться по-разному. Одно можно сказать наверняка, с точки зрения советской власти это не была какая-то дурь или прихоть, как сейчас порой подают данный исторический факт, это было логически выверенное решение серьезных идеологический задач в сложнейших условиях существования молодого советского государства, которое только что пережило Гражданскую войну».

Высылка проходила быстро — по мере готовности загранпаспортов с визами. Государство было настолько заинтересовано в изоляции идеологических оппонентов, что в некоторых случаях брало на себя расходы по оформлению документов и оплате билетов в один конец.

«По постановлению Государственного политического управления, наиболее активные контрреволюционные элементы из среды профессуры, врачей, агрономов, литераторов, высылаются частью в северные губернии России, частью за границу <...> Высылка активных контрреволюционных элементов и буржуазной интеллигенции является первым предупреждением Советской власти по отношению к этим слоям...» (отрывок из газеты «Правда» от 31 августа 1922 года)

На пароходе Preussen Ефима Зубашева отправили в Берлин. На родине остались дочери и могила супруги. В тетрадке одной из пассажирок этого парохода Анны Евреиновой (супруге драматурга Николая Евреинова) Зубашев сделал запись:

«В огромном большинстве случаев изгнанниками бывают или преступники, или герои. По отношению ко мне ни то, ни другое не приложимо: преступления я не совершал, но и геройства ни в чем не проявил. Моя высылка есть плод недоразумения, а может быть, что и более вероятно, необходимая дань демагогии современной власти. В первую революцию (1906) я был выслан из Томска за пределы Томской губернии и Степного Генерал-губернаторства в Европейскую Россию как революционер. Теперь меня изгоняют далее на Запад из пределов России как контрреволюционера. И в том, и в другом случае я украшен чужими перьями. Проф. Ефим Лукьянович Зубашев».

За Зубашева пытался заступиться тогдашний министр внешней торговли Леонид Красин, его бывший ученик, но ходатайство отклонил Дзержинский. Возможно, для Зубашева это было и к лучшему. Так, оставшийся на родине благодаря заступничеству наркома просвещения Луначарского философ Густав Шпет позже был сослан в Томск и в 1937 году расстрелян.

Ну, а Ефим Зубашев за границей преподавал. Сначала в Берлине. Потом — в Праге. Вошел в число 94 профессоров и научных работников, которым, как приглашенным, чешское правительство ежемесячно выплачивало «профессорский сбор» в размере 2000 крон. То была акция поддержки, организованная чешским МИДом под патронатом президента Томаша Масарика. В последние годы Зубашев собирал материалы для книги о выдающихся русских изобретателях и техниках. Но написать ее не успел. Умер 20 декабря 1928 года. Похоронили первого ректора томского политеха в Праге на Ольшанском кладбище.

В 1990 году — еще при советской власти — Зубашева полностью реабилитировали. Могилу его уже в 2010-х отыскали нынешние политехники. Привели место захоронения в порядок и вместо обветшавшего надгробия из песчаника поставили более прочный могильный камень — как говорится, на века. На главный корпус политеха повесили мемориальную доску в память о Зубашеве. Информации о высылке и «философском пароходе» на ней, конечно, нет. С этим периодом в биографии первого ректора томского политеха можно познакомиться в мемориальном музее — выставка будет работать до конца октября.

ПОДДЕРЖИ ТВ2! Мы пишем о том, что важно

Источник