Дмитрий Гудков: «Точно где-то рванет»

8 сентября в стране — единый день голосования. В Томской области в этот день проходят довыборы в областную Думу, выборы муниципальных депутатов и глав. Многие годы местные выборы не вызывали особого интереса ни у кого. В Томске и ныне так. Однако столичные выборы в городскую Думу неожиданно вот уже несколько месяцев главная федеральная новость. Недопуск кандидатов, последующие митинги, аресты и суды.

Накануне выборов редакция агентства новостей ТВ2 связалась с бывшим депутатом Госдумы, лидером партии Перемен Дмитрием Гудковым. О том, какую роль в стране играют силовики, что изменили московские протесты и как можно оказывать давление на власть, в материале ТВ2.

— Когда вы объявляли, что планируете баллотироваться в Мосгордуму, думали ли вы, что могут возникнуть такие сложности?

— Конечно, нет. По моей информации, планировали допустить до выборов тех, кто честно соберет подписи. Как мне рассказывали осведомленные люди, власть была уверена, что никто из оппозиционеров подписи собрать не сможет. Но поскольку мы давно к этому готовились, выстраивали штабы, команду, получилось так, что, кроме оппозиционеров, подписи в Москве никто не собирал. В итоге всех, кто подписи собирал, их не допустили, а те, кто не собирал подписи, оказались в бюллетене.

— Когда вы поняли, что стать зарегистрированным кандидатом у вас не получится? Когда судились с ЦИКом по поводу недействительных подписей, надеялись на победу в суде и последующую регистрацию?

— До последнего момента ты на что-то надеешься. Когда-то я надеялся на Памфилову, потом перестал на что-либо надеяться, когда оказался в спецприемнике запертым в клетке на 36 суток. Я понимал, что выборов в стране больше нет, а есть лишь спецоперация по захвату власти.

— Вы уже сказали, что пробыли в спецприемнике 36 суток. Что для вас явилось наибольшим шоком?​

— Честно говоря, шока никакого не было. Было удивление, насколько власти оказались глупы, что из-за какой-то Мосгордумы, а это третьесортный орган в Москве, который мало на что влияет, выборы стали главной федеральной новостью. По сути говоря, новость о прохождении Гудкова или других кандидатов в Московскую городскую Думу создала бы гораздо меньше издержек для власти, чем то, чему мы были свидетелями в июле и в августе, когда вся страна обсуждала поведение власти, недопуск кандидатов, когда на проспект Сахарова вышло больше 60 тысяч человек. Даже опросы прокремлевских фондов изучения общественного мнения показывают, что 2/3 опрошенных поддерживают протесты и независимых кандидатов.

— Сейчас сидят другие. Нескольких человек приговорили к серьезным срокам. Можно ли что-то сделать? Что намерены сделать, чтобы помочь?

— Во-первых, лозунг «Один за всех и все за одного», который люди часто выкрикивают на таких мирных митингах, не должен быть пустым звуком. Мы должны сделать все для того, чтобы освободить всех политзаключенных, и это для меня самое главное. Ни выборы, ни голосование меня вообще не интересуют, потому что никаких выборов больше нет. Московская городская Дума легитимной не станет никогда. Поэтому посмотрим по итогам «выборов», для меня они всегда в кавычках, кто пройдет. Все-таки там есть какие-то приличные кандидаты.

Но самое главное, чтобы тема освобождения политзаключенных или заложников, как я их называю, была номером один в политической повестке. Для этого я, например, предложил всем кандидатам от парламентских партий подписаться под требованиями освобождения политзаключенных, где они должны осудить политические репрессии. Некоторые из них такие заявления уже сделали. Поэтому, если кто-то из них пройдет в Думу, то мы должны сделать всё, чтобы депутатские возможности, депутатские полномочия были использованы для освобождения политзаключенных. А в дальнейшем вся политическая повестка оппозиции должна быть, как минимум, такой правозащитной. То есть освобождение политзаключенных, остановка политических репрессий, которые у нас в последнее время превратились в какие-то сталинские тройки. То есть взяли человека, посадили на четыре года, судья, этот мерзавец Минин, который, в том числе, судил меня и дал мне 30 суток, даже не посмотрел видео задержания Котова (Константина Котова осудили по статье о неоднократном нарушении правил проведения митинга — прим.ред), где видно, что никаких улиц он не перекрывал, ничего не делал, а мирно стоял на улице, где и был задержан. Сегодня этому человеку дали четыре года.

Мы не должны забывать этого, мы должны и в дальнейшем требовать и делать всё для того, чтобы освободить всех политзаключенных. Уже сейчас мы видим, что процессы потихонечку начинают спускать на тормозах. Понятно, что они не смогли доказать, что были какие-то массовые беспорядки, это ведь просто невозможно, потому что никаких массовых беспорядков не было. Вот уже Егор Жуков и ряд других людей под домашним арестом, кто-то уже на свободе, но есть еще люди, которых нужно освободить.

Пикет в Томске в поддержку Егора Жукова Фото: ТВ2

— Вы готовы еще посидеть в спецприемнике, если возникнут такие обстоятельства?

— Ничего хорошего в этом нет, поверьте. Но и страшного тоже. Например, за это время я прочитал много книг: Агату Кристи, «Дом правительства» Слезкина или Иноземцева «Несовременную страну». Занимался спортом. У меня появилось много интересных мыслей о том, как нужно реформировать страну, что нужно делать дальше.

То есть ничего героического в этом нет, но и страшного тоже. Попадать мне, конечно, туда снова совершенно не хочется, но я понимаю, что это зависит не от меня. Заниматься политикой в России стало опасно после убийства Бориса Немцова, мы все прекрасно это понимаем. Поэтому с одной стороны я рад, что сейчас на свободе, а с другой стороны — все равно читаю эти гадкие новости, переживаю за тех людей, кому дали реальные сроки, переживаю за Александра Соловьева из моей команды, который получил еще 20 суток, до этого отсидев восемь. Конечно, это все неприятно, но не страшно.

— Ваш прогноз: когда выборы пройдут, суды станут мягче по отношению к тем, кто участвовал в митингах, или продолжат выносить достаточно жесткие приговоры?

— Эти жесткие приговоры на самом деле от трусости и слабости власти, которая больше не может разговаривать с обществом, кроме как на языке полицейских дубинок. Это значит, что никаких аргументов, никакой правды на стороне власти больше нет. Благосостояние людей будет ухудшаться и ухудшается уже на протяжении пяти лет. Дальше будет только хуже.

Сторонников власть теряет прямо постоянно, в том числе и из-за этих московских протестов. Власть очень серьезно потеряла главное — моральное превосходство. Если раньше, во времена Болотной, власти удалось с помощью пропаганды выставить оппозиционеров агентами Госдепа, то сейчас моральная победа на стороне общества. Я не говорю оппозиции, это победа именно гражданского общества. Потому что никому не нравится то, что его бьют, когда он гуляет по улицам, никому не нравится, когда за людей решают, кто будет в бюллетене, за кого им можно голосовать.

У нас появилось новое, совершенно замечательное, прекрасное поколение людей, которые всю жизнь прожили при Путине. Они не хотят в ГУЛАГ, не хотят жить, как в Северной Корее. Эти люди ничего не боятся несмотря на все эти запугивания. Посмотрите, они выходят, не боятся получить свои 15 суток, не боятся, что их могут избить во время акции, задержать. Это говорит о том, что очень сложно будет путем репрессий остановить недовольство, которое масштабируется и возникает в результате совершенно не умной, оголтелой политики властей. Возьмите мусорные протесты — это ведь реакция на строительство мусоросжигательных заводов и свалок. То есть люди выходят защищать свое здоровье. Возьмите какой-нибудь Екатеринбург, где люди выходят защищать парк.

Сейчас люди выходят защищать свое достоинство. И этот процесс просто не остановить. Мы даже увидели, что несмотря на то, что почти все лидеры оппозиции были кто за границей, кто в спецприемнике — люди все равно вышли. Это говорит о том, что обезглавить протест не удастся. Это абсолютно бессмысленно, потому что появляются новые молодые лидеры. На место старых приходят новые, гораздо более бесстрашные, возможно, с более радикальными где-то взглядами. Поэтому власти достаточно сложно будет им противостоять.

Лично я могу сказать, что за время всяких конвоирований, когда меня возили от одного спецприемника к другому, я не встретил ни одного человека, который бы негативно к нам относился. Наоборот, все люди проявляли понимание и сочувствие. Потому что можно быть не в восторге от оппозиции, но они недоумевают, почему власть ведет себя совершенно по-хамски в отношении общества. Симпатии сместились. Власть уже очень сильно потеряла и будет терять дальше, потому что она не в состоянии ничего обществу предложить.

— То есть вы считаете, что число тех, кто хочет участвовать в протестах, будет расти? Несмотря на то что задержания, суды могли как-то запугать людей?

— Это как с водой. Воду вы все равно сжать не сможете. Да, можно временно как-то заткнуть дыру, но рано или поздно вода найдет себе дорогу. То же самое с протестом. Он никогда не появляется на ровном месте. И появляется не потому, что мы любители митингов и шествий. Честно сказать, я устал от них за последние 10 лет. Я законодатель, бывший депутат Госдумы — мне интересно писать законы, прорабатывать какие-то реформы. Мне гораздо интереснее было бы заниматься законодательной работой, но просто власть никакого выбора не оставляет. Политика приходит в дом к каждому, либо в виде административного ареста, как ко мне, либо в виде мусорного полигона или мусоросжигательного завода, в виде какого-нибудь очередного беззакония, например, посадки за лайки, за репосты. То есть ты можешь не интересоваться политикой, но она все равно к тебе придет. Все равно ты найдешь возможность, как это возмущение выразить. Иначе ты просто не сможешь дальше в своей стране нормально жить. Власть сама создает эти протесты, она сама делает все для того, чтобы недовольных становилось все больше и больше. А раз недовольных не пускают на выборы, то что им остается? Остается один способ выразить свое недовольство — эта улица. Все, больше нет никаких вариантов. Есть, конечно, еще более радикальный, но я надеюсь, до этого не дойдет. Но опять-таки власть толкает людей на протест, а не наоборот.

Акция в Москве на улице Сахарова Фото: t.me/worldprotest

— А как вы считаете, есть ли еще какие-то способы давления на власть, кроме митингов и протестов, не считая самых радикальных?

— Даже попытка участия в выборах — это способ давления на власть. Вот если бы мы не участвовали в подписной кампании, то, наверное, и протестов бы не было. То есть это может быть любое действие. Например, фильм Юрия Дудя про Беслан. Потому что это попытка рассказать миллионам людей правду о том, что происходило в Беслане. Журналисты делают свою работу, тоже очень полезную, кто-то занимается просвещением, образовательными проектами. Все это помогает гражданскому обществу выйти на какой-то новый уровень, перейти к другому осмыслению ситуации. Поэтому есть политический протест, есть участие в выборах, есть образовательные программы. Есть люди, которые за рубежом влияют на нашу власть. Лоббируют санкции в отношении судей, чиновников и правоохранителей, которые фабрикуют дела. Каждый все равно какой-то свой кирпичик, свой вклад вносит в развитие гражданского общества.

— Выборы пройдут в это воскресенье. Какие сейчас настроения в Москве? Как думаете, явка будет высокой?

— Я думаю, что явка будет низкой. Процентов 25-30 максимум. Но настроение, конечно, очень сильно из-за этих процессов поменялось. Люди ненавидят, когда за них пытаются что-то решать, навязывать — вот вам единорос, а вот такой же, только из другой партии. Конечно, если будут какие-то серьезные фальсификации, то это будет новый всплеск протеста. Сейчас предсказывать сложно. Очевидно, что те люди, которые критикуют власть, так же, как и те люди, которые власть поддерживают, понимают, что с этой властью никакого будущего нет. Сторонники власти разочаровались в ней. Это не значит, что они теперь поддерживают оппозицию, но важно, что власть теряет свою электоральную базу. Причем очень быстро и стремительно.

— Вы уже сами сказали, что нынешние выборы — это выборы в кавычках. Все говорят, что одна из форм участия в выборах - это неучастие, что не нужно придавать им излишнюю легитимность. Как вы относитесь к такому аргументу?

— Это не выборы. Это спецоперация по захвату власти в Москве. На самом деле не только в Москве, очевидно, что эту модель применят и к другим регионам. Причем там это может проходить по более жесткому сценарию. Конечно, есть несколько приличных кандидатов — людей наших взглядов, которых я призываю поддерживать. Зачем это нужно сделать? Потому что, если они получат мандаты, то помогут в борьбе за освобождение политзаключенных, но это не значит, что мы признаем Мосгордуму легитимной. Нет, никто не признает ее легитимной, это совершенно очевидно. Просто дальше надо решать какие-то тактические задачи.

Я, например, проживаю на границе своего округа и округа, где баллотировалась Юлия Галямина. Я собирал для нее подписи, вся моя семья отдала за нее подписи. Поэтому для меня кандидата нет. И мне тошно и противно появляться на избирательном участке, где с предвыборных плакатов на меня будут смотреть какие-то непонятные кандидаты, не высказавшиеся в поддержку политзаключенных. Поэтому я посылаю голосование к черту в своем округе и идти на него не собираюсь.

Но я никого ни от чего не отговариваю. Кому-то может нравиться тактика Умного голосования, кто-то испортит бюллетень. В данном случае не имеет значения, кто и как проголосует.

— А как вы относитесь к системе Умного голосования?

— Довольно осторожно. Мы совпадаем с Умным голосованием, по-моему, в восьми округах. По всем остальным система Умного голосования поддерживает кандидатов от парламентских партий. Поэтому я выступил с простым предложением, пусть эти кандидаты поддержат нашу повестку. Если они, например, выступят в защиту заложников и против политических репрессий, если не побоятся, то, наверное, их можно поддержать. Если нет, то я не вижу в этом никакого смысла. Потому что я, например, был депутатом от «Справедливой России», когда голосовали против партии жуликов и воров. Из 64 депутатов я чуть ли не один остался к концу созыва. Двоих лишили мандатов, то есть в оппозиции осталось несколько человек из 64. Все остальные не только голосовали за репрессивные законы, но даже были в числе авторов. Поэтому я не отговариваю никого от Умного голосования, но и не призываю. Я предлагаю голосовать так, как им будет ближе. Как подскажет сердце, разум или холодный расчет.

— Есть мнение, что московские протесты показали, что страной управляет не Путин, а силовики. Что режим трансформировался именно в эту сторону. Как вы считаете, правда это или нет?

— Скажу так: если раньше силовики были инструментом администрации президента, то в последнее время у меня сложилось ощущение, что они по сути стали такой неформальной политической силой со своим видением будущего страны. А уже администрация президента и ее чиновники стали инструментом в игре силовиков. Все как будто бы поменялись местами и ролями. Поэтому, конечно, сегодня роль и участие в политике силовиков сильно выше, чем это было даже несколько лет назад.

— Из личного опыта общения с ними у вас не сложилось впечатление, что сами сотрудники не до конца довольны режимом?

— У меня просто не было опыта общения с ними. Я разговаривал с теми людьми, которые меня задерживали, куда-то возили. С теми, кто принимает решения, я никогда не общался. Рядовые сотрудники, конечно, говорили про это. Но если говорить про силовиков как о неком институте принятия решений, то это уровень руководства ФСБ, Следственного комитета, МВД. Я не контактировал и не контактирую с ними. Пересекался в Госдуме, когда они приходили в зал пленарных заседаний и что-то докладывали, но личного общения у меня никогда с ними не было.

— Как вы думаете, кто все-таки стоял за этими задержаниями: мэрия Москвы, которая боролась за сохранение своих позиций, администрация президента или это была личная инициатива силовиков?

— Очевидно, что это решение принималось не на уровне Москвы. Потому что Москва все-таки, начиная с 2013 года, то есть с выборов мэра, добилась каких-то более-менее конкурентных выборов. Где нам в 2017 году удалось провести независимых муниципальных депутатов. Очевидно, что ситуация была под контролем, как минимум, у руководителей силовых ведомств. Уверен, что вопрос решался с подачи, с разрешения главы государства.

— Как вы думаете, что будет после выборов?

— Я думаю, что все будет зависеть от того, как эти «выборы» пройдут. Если власть потеряет голоса, если власть потеряет свою поддержку, то это значит, что тактика грубого силового вмешательства будет признана неэффективной. Если все пройдет для них гладко, хотя уже можно сказать, что нет, то, наверное, такая стратегия будет признана эффективной и будет использоваться дальше в других регионах, пока где-нибудь не рванет.

— Думаете, все-таки где-то рванет?

— Точно где-то рванет. Я думаю, что в Москве в принципе рвануло. Они не ожидали. Может быть, не до конца, но все же Москва выступила против такого грубого навязывания какой-то северокорейской практики.

Читайте по теме:

«Впереди была полиция, позади была полиция, сбоку был забор»: томич о задержаниях 27 июля в Москве​

Левада-Центр: треть москвичей поддерживают недавние акции протеста

Красноярский избирком отказал в регистрации трем независимым кандидатам

Голодающий экс-кандидат в мэры Новосибирска проиграл суд за право регистрации

НЕ СТЫДНО!

Источник