Карен Шаинян: «В России скоро станет неприличным говорить гомофобные вещи»

+18. Ограничение по возрасту

Карен Шаинян — продюсер и журналист, автор YouTube-канала Straight Talk with Gay People. Героями его интервью становились Синтия Никсон, Билли Портер и Мартина Навратилова. В Томск он приехал как диджей, чтобы поиграть дип-хаус в ночном клубе «Черника». Перед выступлением он встретился с представителями ЛГБТ-сообщества Томска и дал эксклюзивное интервью ТВ2. Мы поговорили о ЛГБТ-активизме, открытости геев и детях в однополых парах.

— Вы говорите, что ваш проект «Открытый разговор с веселыми людьми» не только для людей из ЛГБТ-сообщества, а для всех. В том числе и для гомофобов? Как думаете, лютые гомофобы смогут переменить свое мнение, посмотрев ваш ролик?

— Градус гомофобии тут не важен. Здесь важна способность человека критически мыслить и думать. Я не знаю, что подразумевать под лютой гомофобией, и если считать гомофобию именно фобией — боязнью насекомых, темноты или страхом перед геями, то это иррациональная вещь и ее трудно рационализировать. И мне мои друзья говорят, что еще лет десять назад я был лютым гомофобом. Я не просто верю, я точно знаю, что люди меняют свои взгляды, если они способны что-то менять в своей голове. Если не способны, то тут медицина бессильна.

— Вас часто хейтят в комментариях?

— Хейтерские пишут редко. Я поразился, насколько редко. Насколько мало негативных комментариев. С одной стороны — это лестно, с другой — свидетельствует о том, как устроены социальные сети и алгоритмы Ютуба. То есть мое видео показывают тем, кому оно понравится. По понятным причинам, для большей монетизации.

Но мне удавалось прорвать эту оборону алгоритмов. Когда я снял про Чечню и приходили сотни комментариев от людей, которые практически не говорят по-русски. И комментарии не по-русски. Явно, это не моя целевая аудитория, но до них дошло. И они посмотрели. Даже если им не понравилось и даже если они написали хейтерские комментарии, в их поле зрения попадает что-то, что доносит мысль. И чем больше в их поле зрения будет попадать такой информации, тем больше они будут привыкать к этому. Это самое главное. Моя задача не в том, чтобы человек, в одну секунду увидев, что я там наснимал, прозрел и пошел вместе со мной отстаивать мои права. Но если хотя бы у человека зародилась мысль, что может быть по-другому, что можно смотреть на вещи по-другому, то, как мне кажется, моя работа сделана.

— Я читала, что вас и ЛГБТ не любят. Почему, за что?

— Во-первых, им есть к чему придраться. Особенно в начале этого пути, полтора года назад, я действительно говорил вещи, которые неприлично говорить в 2021 году. И тогда, в 2019, тоже было неприлично. Я много чего узнал сам, я во многом изменил свою точку зрения. Я много чему научился у собственного проекта, у своих героев. Во-вторых, есть те, кому это все не нравится, потому что сильна внутренняя гомофобия. Многие считают, что это вредно. И чем тише сидишь, тем лучше. А я делаю аморальные вещи и вытаскиваю людей наружу. В этот злой враждебный мир и так далее. А в-третьих, есть такой аспект, не без удовольствия замечу я, как зависть. Потому что мало в России проектов, которые говорят на ЛГБТ-темы и которые с нуля выросли до тех цифр, которые есть у меня. Мне повезло. Этому завидуют. Я это тоже знаю.

— Почему вы вообще решили говорить про ЛГБТ?

— Я закончил один проект, потом пошел в поход в горы и долго думал, чем бы я хотел заниматься, чтобы жизнь была немного лучше. И придумал это. Просто придумал.

— Вы берете интервью не только у знаменитых открытых ЛГБТ-персон, но и у обычных людей. Знаю, что вы приезжали в Новосибирск брать интервью у простых геев. Для чего? Понятно, что жизнь ЛГБТ-сообщества не такая радужная, как в Европе или США?

— Это два разных проекта. Я сначала придумал «Straight talk with gay people» и думал, что нужно делать так: показывать человеку известную личность, которая интересна тем, что она создает. Крутейшие музыканты, артисты, спортсмены, спортсменки и так далее. Поэтому я пошел к Мартине Навратиловой и ко всем тем, до кого смог дотянуться. Кого смог уговорить. Чтобы человек, увидел имя Синтии Никсон, подумал: о, рыжая из «Секса в большом городе». Нажал, а там выясняется, что не про секс, а про ЛГБТ-повестку. Таким образом, на интересе к звезде, ты затаскиваешь в разговор на то, что важно тебе и Синтии Никсон тоже. Это важно и для ЛГБТ-людей, чтобы они увидели, что про себя можно говорить спокойно, без напряжения. И довольно весело.

А с другой стороны, чтобы широкое гетеросексуальное общество увидело, что те люди, которых они смотрели по телевизору или чьи книжки они читали — КВИР-люди. Потом, в этом году, мы придумали совершенно другой проект — Квирография. Это не про селебов и не про мировых звезд, а про то, как живет КВИР-сообщество в разных городах России. Это документальное кино. И если раньше был Ютуб и интервью, то тут мы делаем документальное кино. Не просто интервью. Мы снимаем фильм. Точнее, сериал.

— Сложно договориться об интервью со звездами?

— Очень. К сожалению, чем дальше, тем грустнее звучат эти имена. У меня на канале их ограниченное количество, а новых не появляется. Потому что ковид, потому что отношения России с Америкой ухудшаются. И образ русских у американцев в голове ухудшается, как у многих людей здесь. Моя мечта наладить глобальную связь все дальше от реальности. Я не теряю надежды, но со звездами договориться было и тогда трудно, а сейчас совсем тяжело.

— Они что-то спрашивают о жизни в России?

— Кто-то да, кто-то нет. Ты с человеком договариваешься за полгода, и у него есть час на тебя. Ему не до того. Они работают, все по секундам. Конечно, до того, как работают американцы, нам далеко.

— Вы сами родом из Иркутска. В Томске были раньше?

— К сожалению, нет. Но я знал людей из Томска, и это все время какие-то прикольные люди. Мне хотелось сюда попасть. Наконец-то я тут, мне здесь нравится.

— Когда вы рассказали о своей гомосексуальности? Тяжело было?

— У меня либеральные родители. Обрусевшие в третьем поколении. Поэтому армянской традиционно-патриархальной идеи не было. Это были клевые советские ученые. Осознал про себя что-то я с рождения приблизительно. Сколько себя помню. Маме рассказал в юности, а отцу когда узнал, что у меня родится сын. Отец сказал, что это не было для него большой новостью. И с ним диалог прошел гораздо мягче и спокойнее, чем с мамой. И последний раз мы говорили про меня, мою жизнь буквально пару месяцев назад, когда я приезжал в Иркутск снимать серию для «Квирографии». Я сказал, что приехал снимать, как в Иркутске живут разные квир-люди. И он сказал, что я понимаю, что такие люди есть, я понимаю, что важно, чтобы у них были равные права. Но зачем пропагандировать? Как-то так он сказал. И мне пришлось подробно ему объяснить, какая связь между правами и гражданской свободой и какими-то человеческими ценностями. И тем, что у нас условно называется «пропагандировать». Потому что одно без другого невозможно. Только благодаря открытости возможна нормализация.

Почему очень важно, чтобы мы были открытыми? Чтобы люди знали, как мы выглядим. Потому что в противном случае у них в голове при слове «гей» рождается чудовище. И маме казалось, что если ее сын оказался геем, значит, неминуемо алкоголизм, наркомания, падения на самое дно общества и так далее. И отдельно — ВИЧ-фобия. Человек с ВИЧ — это такое клеймо, которое скрывает множество профессиональных возможностей, усложняет жизнь и медицинское обслуживание, причем по любому поводу, включая насморк. Это все чудовищно. И мне кажется, что про это нужно много чего делать и писать.

— Как вы относитесь к аутингу?

— Очень плохо.

— А если человек сам гей и высказывается гомофобно?

— Имеет полное право. Но если только это политик. Мне кажется, что единственный случай оправданного аутинга, это когда политик строит свою политическую карьеру на гомофобной риторике. Но при этом сам гей. Это важно про него знать, потому что такова природа его профессии. Мы от политиков ждем честности. Особенно личной честности. Во всех остальных случаях, если даже это артист, предприниматель ила какой-то другой человек, он имеет полное право быть скрытым. Он имеет полное право быть гомофобом. Другое дело, это не близкие мне вещи. Мне кажется, что скоро это станет совсем неприличным говорить такие вещи. Но аутить его за это я не считаю правильным.

— У вас двое сыновей. И очень часто люди, которые нетерпимо относятся к ЛГБТ, говорят: как я объясню своим детям, что есть такие семьи, где две мамы или двое пап.

— Не меняя голоса.

— Как вы объяснили это своим детям?

— Младшему 2,5 года, и ему вообще до фонаря. Старший ребенок прекрасно это впитал. Естественным образом, зная маму и ее партнерку, меня и моего партнера. Короче говоря, дети знают точно, кто им свой, а кто чужой. Они совершенно точно знают, кто их любит, а кто нет. Все ужасы, которые рассказывают гомофобы про гомосексуальных родителей, очень взрослая настройка. И это их извращенная фантазия. Им она подсказывает, что происходит с ребенком, когда он видит, что мама целуется с женщиной. Или папа с мужчиной. Это все полная фигня. Детям вообще не интересно все это. Взрослая половая жизнь — это где-то на Марсе для них. В детской картине мира важны совсем другие вещи. Насколько тебя папа и мама любят, насколько они уделяют тебе внимания и нежности. Насколько они тобой занимаются. А с кем у твоего родителя отношения и как, вот это важно, партнер отца или мамы относятся к тебе. Если все эти взрослые хорошо к тебе относятся, то это одна большая семья. Мы все помним в детстве, что у нас есть мама, папа, дяди, тети, есть двоюродные, троюродные. И чем больше семья, тем кайфовее ребенку. Здесь то же самое. Все эти люди, наши партнеры, и бывшие партнеры, с которыми мы сохранили дружеские отношения, и они сохраняют дружеские отношения с нашими детьми — это та же семья. И в этом много хорошего и счастливого чувства. А не всего этого говна, которое пытаются нам навязать внешние люди.

— Личный вопрос. Когда вы поняли, что хотите детей?

— Еще в юности. Лет в 20 я понял, что мысленно разговариваю с каким-то своим ребенком, который когда-то будет. Я вырос в семье, где трое детей. И как только появилась первая возможность, меня познакомили с девушкой, которая хотела детей, и мы с ней сговорились. Позже выяснилось, что мы с ней плохо поговорили. Надо было точнее. Нужно проговаривать все мелочи детальнейшим образом. В какой конфигурации вы планируете этих детей воспитывать, какая будет фамилия, сколько и как кто проводит время. Что будет, если один из нас женится или выйдет замуж. В какую школу пойдет, каким спортом будет заниматься. И чем подробнее вы на эту тему поговорите, пропишете все это, тем лучше. Чтобы человек мог к этому списку обратиться: мы же договаривались вот так. И может быть, даже откажется от идеи иметь детей с этим человеком. У гетеросексуалов есть государство для защиты прав детей, например, доступа к ребенку. У нас этого вообще нет. И чем меньше государство участвует в нашем детском проекте, тем лучше. И это тоже отдельный вопрос: зачем нам нужны права. Потому что все поголовно, а я делаю десятки интервью в городах: мои права не нарушаются. Мы не видим, где наши права нарушаются. Я спрашиваю: а детей хочешь? И на этом моменте, если человек критически мыслит, до него доходит, что да, он поражен в правах, по сравнению с гетеросексуальными людьми. Как говорит Маша Гессен в моем интервью: дети – это точка, в которой ты всегда сталкиваешься с государством. Потому что государство чем дальше, тем больше хочет взять на себя полномочия твоих отношений с ребенком. И как только оно в эту точку заходит, оно тебя имеет. Именно поэтому все законы, которые они пытаются принять про семейное право, зачем нужны государству? Для большего контроля. На детей и взрослых государству по большей части насрать. Государству важен контроль.

— Считаете ли себя ЛГБТ-активистом?

— Видимо, уже да. Когда ты говоришь на квир-тему, то это так или иначе политическое заявление. Даже если ты не призываешь к кровавому свержению ничего. Я, например, не верю ни в какие силовые методы изменений. Я даже против аутинга, не то, чтобы против революций. Конечно, это и есть активизм, и глупо этого стесняться.

— Вас кто-то восхищает в российском или мировом активизме?

— Меня восхищают все люди, которые занимаются активизмом искренне. Те люди, которые не пытаются извлечь какую-то выгоду, а делают это искренне и для того, чтобы сделать жизнь квир-людей легче, поголовно все меня восхищают. Все мировые звезды с гордостью рассказывают о своем активизме, о том, как они боролись. В западной системе ценностей борьба за свои права звучит гордо. Это прикольно, это модно. Потому что это выдает в тебе сильного человека, который не даст себя в обиду. Который улучшает жизнь вокруг себя и свою собственную. А в России активизм и общественная деятельность стигматизируются и обесцениваются, потому что «что тут партком устроил?».

— Были ли мысли уехать из России навсегда?

— Пока нет. Я уезжал учиться на пару лет, но даже раньше закончил. Я сделал все, чтобы закончить магистратуру за три семестра вместо четырех, чтобы быстрее вернуться. Пока что я не собираюсь уезжать.

— Вы верите в то, что Россия станет толерантной к ЛГБТ?

— Я в этом уверен. Это все случится гораздо раньше, чем нам кажется. Я не знаю, через сколько, но гораздо раньше. Вы удивитесь, как быстро это произойдет.

— Не смогу не задать вопрос про суррогатное материнство. Сейчас не только государство пытается запретить или ограничить право воспользоваться такими услугами. Но и, например, радфем. Как думаете, кто должен и должен ли это контролировать?

— Я думаю, что это должно контролироваться государством. Это должно быть разрешено. Если это не разрешено, то сразу переходит в криминальное поле. Другой вопрос — на каких условиях? Может ли быть суррогатное материнство коммерческим? Здесь наступает предел моей компетенции. У меня либертарианские взгляды на экономику, и это такая сложная сфера. Я не эксперт и не возьмусь говорить, что такое хорошо, а что такое плохо. Я не знаю. Может ли это быть только по медицинским показаниям или на безвозмездной основе в качестве дара. Если кто-то, подруга или сестра, захотела сделать это для тебя. А за деньги — это преступление? Как, например, торговля органами. Бесплатно ты можешь подарить почку, продать в цивилизованном мире не имеешь права. Возможно может быть иначе. У меня нет личного ответа.

ПОДДЕРЖИ ТВ2!

Источник