Почему мы боимся отравленной жвачки и верим в крыс-гигантов

Жвачки с лезвиями, гигантские крысы-убийцы, колбаса из любимой дочки, конфеты с наркотиками — это лишь немногие городские легенды, которые мы успели обсудить антропологом и автором книги "Опасные советские вещи" Александрой Архиповой. Читайте о наших с вами страхах и городских легендах.

— Начнем с актуальной нынешней истории про отравленные конфетки, которую можно встретить во многих медиа. Почему родители с легкостью верят в такие истории, а не думают, что их дети сами покупают наркотики?

— Историю слышали, изучали. Им как бы обманом бесплатно всучивают эту конфетку с наркотой. Эта паника началась давно. Первое проявление — 1915 год. Больше века тому назад. Бельгийский фронт, Первая мировая, обрушившая все представления о цивилизованной войне, война, в которой гибнут гражданские. Ощущение, что противник убивает не только военных, но и гражданских очень популярно. После битвы под Ипром, где отравляют газом, возникает огромное количество слухов и паник, связанных с тем, что немцы разбрасывают конфетки с ядом и взрывающиеся игрушки для детей, чтобы таким образом коварно убивать именно детей.

Вторая большая вспышка таких слухов в 70-е годы в Америки. На Хэллоуин дети ходят по домам, собирают конфетки —традиция trick-or-treat. Возникают массовые панические слухи, о том, что некие анонимные злодеи раздают жвачки с лезвиями, ядом или наркотой. Реально никаких случаев обнаружения злодеев не было, но при этом обряд Хэллоуина сильно сократился, а дети стали ходить с родителями.

Одновременно с этим и в Советском Союзе жвачки с лезвиями или конфетки с ядом. Но здесь уже не анонимный злодей, а иностранцы. Дело было перед Олимпиадой 1980. Злодеи, как правило, американцы, главной целью которых было отравить правильного советского пионера.

Если посмотрим, сюжет один и тот же, но выполняет совершенно разные социальные функции. В Америке в 60-е: война во Вьетнаме, реальное увеличение наркопотока, разрушение соседских общин, движение хиппи, разрушение существующих семейных ценностей. Всё это приводит к тому, что люди очень сильно паникуют. Это порождает большое беспокойство по поводу детей.

Давайте держать наших детей под замком и тогда всё будет в шоколаде.

В советском случае такие истории подпитывались представителями властных институтов: директорами школ, учителями, комсомольскими работниками, которые должны были удержать советских детей от общения с иностранцами. Чтобы не выпрашивали ручки, джинсы, жвачки. Чтобы проконтролировать и заставить не общаться, детей пугали такими историями.

Однако этот сюжет, очень такой социалистический, пережил развал Советского Союза. Он до сих пор популярен в странах бывшего СССР, особенно в России, Казахстане и Украине. В родительских чатах эта тема обостряется каждую осень.

— С чем связано в этот раз?

— Конфеты “Земляники” как будто с наркотиком, “Винни Пух” с героином за 500 рублей — одна и та же история, но не безумно популярные, а потом вдруг сейчас всплеск популярности. Почему?

Во-первых, в Россию приходит новая практика потребления никотина — жевательный табак. Снюс. В некоторых странах он запрещен, в других разрешен. Например, в Норвегии и Швеции он легален. Некоторые считают, что он более опасный, чем сигареты, другие, что менее. Но в любом случае, если ты употребишь слишком много, как если выкуришь пачку сигарет за раз, тебя будет тошнить. Если посмотреть статистику: в 17-ом году было около 500 статей, в 18-ом — около тысячи статей, в 2019-ом — более 15 000 статей. Это стало проблемой.

Это новая практика — она пугает. Если с употреблением сигарет как-то можно бороться: это пахнет, это заметно, можно как-то воздействовать, как-то договариваться, то практика употребления жевательного табака абсолютно незаметна. В этом и есть причина его употребления. Его можно жевать на уроках, на лекциях, его употребление никак не ограничено. Если курить на территории школы нельзя, то рождается какое-то противодействие. Приходит практика жевания снюса.

Эта практика рождает страшное беспокойство. Родители не понимают, что это такое. А сюжет с отравленной конфетой… это же сюжет про Белоснежку. Он всем знаком.

​Злая ведьма предлагает отравленное яблоко. В этом смысле городская легенда катится по хорошо смазанным рельсам.

Кроме этого есть еще одна важная вещь. Россию сильно бомбит история про минирование школ и детских садов. В сети огромное количество конспирологических легенд. Потом стрельба на Лубянке, на следующее же утро все родительские чаты переполнены сообщениями о наркожвачке. Почему? Потому что беспокойство есть — оно должно как-то выражаться.

Чем сильнее человек теряет контроль над ситуацией, тем активнее психика делегирует этот контроль внешнему субъекту. Как правило, появляется фигура внешнего врага.

Чем меньше человек контролирует ситуацию, тем больше он верит в существование внешнего врага.

​Если вводить человека в состояние стресса (психологи проделывали такие эксперименты), а потом показывать человеку случайные цифры и случайные пятна, человек начинает видеть лица в этих пятнах, последовательности среди случайных чисел.

— То есть, уровень образования никак не влияет?

— Ни уровень образования, ни пол, ни социальное положение. Представьте сами, мы в стрессе: теряем ключи, опаздываем на работу, сломалась машина, и мы начинаем говорить, что всё против нас. У нас возникает ощущение, что мир против нас. Это микродоза того самого внешнего врага. Теперь представьте пролонгированное ощущение стресса — опасность хочется визуализировать. И так толчком становится звуковой файл, где некая женщина рассказывает, что в ее школе нашли пакетик с синтетическим наркотиком: со второго раза привыкание, а через полгода гниют кости. Этому файлу несколько месяцев, но активизируется история именно на волне общей паники. И там есть очень важная фраза: дети ничего не понимают, следите за детьми, проверяйте их портфели. И дальше родители реагируют: одни не верят, другие верят, а третьи предлагают держать детей дома, проводить беседы, проверять вещи, никуда не отпускать.

Эти истории сдвигают границы интимности пространства ребенка. Чем выше ощущение опасности, тем больше родители себе позволяют контроль.

​— Почему так часто все эти истории связаны именно с детьми?

В нашем мире есть две опасности: интернет и дети. В России, в нашей постмодерновой культуре правильный родитель — это такой суперродитель. Это хорошая мама, которая должна ходить на йогу перед родами, рожать в хорошем роддоме, ставить симфонии Бетховена еще до рождения, всячески воспитывать, очень заботиться. Такой культ супермам. Соответственно у родителей создается такое ощущение, что они недостаточно хорошо это делают. Что они еще вот этого не сделали, этого не сделали. Повышенная тревожность. А еще и опасность кругом: тут педофилы, там педофилы. Мы все время переживаем.

Вспомните роман «Джейн» Шарлотты Бронте. Середина 19 века. Там девочку отправляют не в обычную, а в частную школу. И все они там помирают от эпидемии чахотки и еще Бог знает от чего. И не особенно это там привлекает внимание. Детская смертность была высокой, и к этому относились как к жуткому, но неизбежному злу. Сейчас ситуация другая: дети — это неоспоримая ценность.

Детей воспринимают, как объекты, которым угрожают все опасности внешнего мира.

​— В той же статье упоминалось видео, где мальчик из Новосибирска не отвечает на вопросы мамы, потому что он якобы под действием какого-то наркотика. И это видео набирает около 8 миллионов просмотров в Одноклассниках. Социальные сети помогают распространению городских легенд? Можно ли сказать, что с социальными сетями городские легенды распространяются быстрее?

— Помогают, как и любой канал неформального общения. Есть ощущение, что они распространяются быстрее, но в реальности это не совсем так. Есть два исследователя конспирологии Усчински и Парент. Они задались таким же вопросом. Они посмотрели архив газеты New York Times с 1882 по 2014, то есть, почти за полтора века. Посмотрели письма, которые люди отправляли в газету. И всякие люди спрашивали, почему у нас крокодилы в канализации или кто убил Кеннеди, много разного. Поток постоянный был всегда. Нам кажется, что информация быстрее расходится благодаря социальным сетям.

Однако вот 1953 год, месяц до смерти Сталина, страшная паника по поводу того, что еврейские врачи убивают наших детей. Паника, изначально начавшаяся из-за политических игр, из-за постановления политбюро о группе кремлевских врачей, которая привела к массовой панике по поводу всех врачей и всех евреев вообще.

Одновременно в Москве и под Томском в деревне с разницей в полдня появляется один и тот же сюжет. В Москве его записывает журналистка газеты “Крокодил”, если мне память не изменяет, а под Томском учитель. И это всё дневники. Мальчика выгнали с урока, он тусит в коридоре и видит, как учительница, еврейка, бросает в бочку с питьевой водой что-то. Бдительный мальчик бежит к учителям. Учителя вызывают проверку. Приезжает врач, говорит, что все в порядке. Но учителя задумываются, что врач тоже еврей, и заказывают экспертизу. И уже вторая экспертиза показывает, что там был дифтерит. Вода была отравлена. Нет социальных сетей, но люди всегда говорили. Разговаривали по телефону, отправляли письма.

​Люди всегда говорили и будут говорить.

​— Какую роль играют СМИ в таких историях? Например, в истории про “Синего кита”?

— Самую большую в этой истории. Все думают, что история начинается с того, как Галина Мурсалиева в Новой газете написала большую паническую статью о том, что существует некая группа, которая дает какие-то задания, зомбирует и таким образом доводит школьников до самоубийства. Однако история началась задолго до этого. Некие обеспокоенные родители — группа защиты детей от киберпреступлений, чьи дети к сожалению трагически погибли, считали, что причина гибели их детей — это интернет. Они искали агентов, которые через интернет на детей каким-то образом воздействуют. Стали источником информации для Галины Марсалиевой. То, что она перечисляет в своей статье — игры с разгадыванием шифров — это существующие очень популярные в интернет-субкультурах практики. Их очень много. Никакого доказательства связи этих практик с суицидами нет. И это подается, как практики, зомбирующие детей.

А дальше важная история: у нас в стране очень большой разрыв между диджитал аборигенами и диджитал мигрантами. Я, например, диджитал-мигрант. Я пережила всю смену технологий от пишущей машинки до компьютера. Люди моего возраста и старше плохо понимают поведение школьников в интернете по одной простой причине: традиционная культура приписывает детям воспроизводить опыт взрослых, дети должны имитировать поведение старших. Современная культура устроена не так: опыт родителей и детей совершенно отличаются.

​Мы можем сколько угодно гордиться своим стоянием в очередях и рассказывать истории про добывание носков, трусов и хлеба, но этот опыт нашим детям не нужен. Слава Богу, наверное.

Этот культурный разрыв вызывает страшные переживания, потому что мы не понимаем, насколько опасна компьютерная игра, насколько опасно пользование гаджетом. Появляются крики, что дети проводят время, залипнув в гаджеты. Если же мы проведем малейшее исследование, мы выясним, что взрослые сидят в телефоне гораздо чаще. Представьте, мама гуляет с ребенком на площадке. Кто залип в телефон? Мама.

Этот культурный разрыв порождает панику, которая понятна всем: учителям, депутатам, психологам, журналистам. В этой истории много заинтересованных людей, где каждый вкладывается в эту историю. А дальше начинается полиагентная моральная паника.

— А чаще паника начинается сверху или снизу? От власти к народу или от народа к властям?

— И так, и так. Паника про дело врачей. Она началась сверху. Осознанный шаг товарища Сталина. Публикуется в статьях в газете “Правда” в январе 1953 года : группа кремлевских врачей является агентами всех разведок. Они зверски умертвили товарища Жданова. Говорится, внимание, про верхушку врачебную и их цель умертвить Политбюро. Это спускается вниз и тут же появляются слухи, и это уже не какие-то кремлевские врачи, а это все евреи. И в результате появляется паника, массовая, предпогромная ситуация. И тогда сексоты , чекисты, инструкторы парторганов они писали сводки о настроениях. Они писали, а в конце добавляли приписки, что все выходит из-под контроля. Например, сегодня в трамвае избили известного учителя Рубинштейна. Мы, конечно понимаем постановление партии, но нам кажется, допустим, жители города Днепропетровска неправильно поняли. Надо им еще раз объяснить. Ситуация становится очень опасной.

И тут умирает товарищ Сталин. И впервые в советской истории, с чудовищной скоростью эта история откатывается назад. Врачи реабилитированы. Лидия Тимашук, по доносу которой их арестовали, лишается ордена. Видимо, одной из причин было желание остановить панику.

— Сегодня есть примеры историй спущенных сверху?

— Из городских классических легенд: биооружие из насекомых. Эта история выросла из реальных экспериментов. Нацисты пытались наслать колорадского жука. Они их разбрасывали, красили, делали деревянные макеты. Но как жука ни забрасывай, он летит туда, куда хочет ветер. И поэтому никак его было не засеять на нужное поле, а скорее на соседние страны. Эти попытки порождают слух о том, что биооружие существует. Поэтому шведы верят, что в шведских лесах живут страшные русские клещи, которые заброшены, естественно, сибирскими мастерами, у нас истории про десанты колорадских жуков, которых забрасывают американцы. А сейчас ренессанс этой идеи: какие-нибудь депутаты или какие-нибудь СМИ рассказывают нам, что есть институт в Грузии американский, который забрасывает к нам специально обученных комаров, которые заражают нас то ли малярией, то ли вирусом Зика, то ли еще какими-нибудь неприятными болезнями. Например, санитарный врач Онищенко нам такое рассказал. Вот такой пример, что Запад против нас.

Или климатическое оружие на Аляске. Там, мол, стоит секретная установка, которая меняет климат. Так что все эти изменения оттуда. В частности, может быть, и теплая зима в Сибири тоже. Об этом разные депутаты в разное время рассказывают. Но они пока не создают паники, а история про группы смерти панику создала. То есть, это вещи разного веса.

— В основе легенды может лежать реальное событие?

— Может, а может и не лежать. Легенда его типизирует и делает повторяющейся историей.

— Чем городская легенда отличается от конспирологической теории?

— Конспирологическая теория может быть частью городской легенды.

Городская легенда — это повторяющийся сюжет, передается от человека к человеку и имеет установку на достоверность. Тот или иной рассказывающий может или хочет в нее поверить

Та же классическая городская легенда с крокодилами в канализации в Нью-Йорке — это гигантские крысы-мутанты в Московском метро, а древнем Риме осьминоги.

Часть этих легенд имеет сюжет о наличии внешнего врага, который контролирует и вмешивается в нашу жизнь. И это тогда конспирологические легенды.

— Хорошо, с городскими легендами разобрались. А существуют ли сельские легенды? О чем они?

— Есть такое понятие, как традиционная легенда. Сюжет: неузнанный святой. Идут два старика встречают нищего, тот просит хлеба. Один дает, а другой нет. Потом это оказывается, конечно же, Николай Угодник, испытывавший их. Бывают топонимические легенды. Мы записывали в экспедиции в Вологодской области. Якобы Петр Первый посещал там одну деревню, переносил дочку через реку и уронил ее. Поэтому речка называется Царева.

У сельских легенд другая функция. Деревня — это культура крайне замкнутая, где мало незнакомцев. В городской же культуре ты можешь встретиться с людьми, совершенно на тебя не похожими. Ты окружен незнакомцами. Деревенские истории рассказывают, как обращаться с женщиной, если она оказалась ведьмой или что делать, если у тебя пропала корова. Сельские легенды описывают другие опасности.

— А механизм создания легенды и создания мифа один и тот же?

— В глобальном смысле — да, только не так как объясняли в советских учебниках, что древние люди не понимали, почему гром гремит, и от этого создавали мифы. Вопрос в том, зачем появляются мифы и легенды. Любое фольклорное мифологическое знание — это способ объяснять действительность. Делать ее более комфортной и понятной нам. Если монголы рассказывали молния и гром гремит — это два дракона сталкиваются, а мы объясняем новые практики у детей тем, что анонимные злодеи жвачки раздают.

— И напоследок. Из вашего детства самая запомнившаяся легенда?

— Я хорошо помню. Мама отправила сына или дочку за колбасой. По пути встречается старушка, которая говорит, зачем тебе на рынок, пойдем я тебе колбаску продам. Мама не дожидается, идет сама за колбасой, встречает старушку, покупает у нее колбаску, приносит домой, отрезает, а там голубой ноготок ее любимой дочки.

Эта легенда не только про каннибализм, а тут такая двойная страшная опасность. Не просто убийство ребенка, но и такой невольный каннибализм матери. В моем детстве все это рассказывали. Мы ужасно боялись.

Поддержи ТВ2! Мы пишем о том, что происходит, а не о том, что прикажут писать.

Источник